Главная > Книги > Жизнь Сёра > ЧАСТЬ ВТОРАЯ. > III Тайная мастерская
 

III Тайная мастерская. Страница 1

1 - 2 - 3

...Зная обо всем, что о нас разносит неясный шепот.

Анри де Ренье.



2 декабря Сёра пойдет двадцать восьмой год. Он создал две крупноформатные картины размером по шесть квадратных метров — «Купание» и «Гранд-Жатт» — и несколько более мелких полотен: «Пейзаж Гранд-Жатт», «Сена в Курбвуа», марины Гранкана, а также в той или иной степени проработанные марины Онфлёра.

Так выглядел осенью 1886 года фундамент творения, которое он возводил, проявляя непреклонную волю. Творения, по сути, уже созданного, к нему добавлялись только те новые элементы которые были обусловлены самой логикой строящегося здания Творения, не существовавшего исключительно в себе, но служившего примером и доказательством, когда любое его приращение означало некую победу, расширение и углубление доктрины чуть больше утверждало, благодаря выверенному искусству, факт подчинения разуму смутного, инстинктивного, произвольного того, что было в живописи подобием буйно распространяющейся анархии жизни.

«Если я сумел научным путем вывести в живописи закон цвета, то не смогу ли я разработать в ней, — спрашивал себя Сёра, — другую систему, столь же логичную и научную, которая позволила мне привести к гармоничному единству линии картины, подобно тому как мне удалось согласовать на ней оттенки цвета?»

На этот вопрос Сёра с кистью в руке пока еще не в состоянии дать ответ.

Чтобы построить здание своего искусства, ему приходилось вести борьбу не только в творчестве, но и в повседневной жизни. Дело не сводилось лишь к тому, чтобы освободить свой досуг от всего, что не было непосредственно связано с творческим процессом; сам этот творческий процесс он сознательно выстраивал, не позволяя себе никаких передышек, шаг за шагом продвигаясь к поставленной цели, разделяя объем работы на ряд последовательных задач, выполняя каждую из них с размеренной поспешностью, тщательно и кропотливо, не упуская из виду ни одной мелочи, и переходя к очередному этапу только после того, как завершен предыдущий, полностью сосредоточиваясь уже на новой цели, — и так он трудился без остановок, связывая одну задачу с другой, с ясным пониманием того, чем он будет заниматься через месяц, через полгода, через год или два, набрасывая программу последующих задач, подсчитывая, сколько времени уйдет на их осуществление, и заранее зная, какие новые территории он присоединит к своим владениям, своему царству вне времени, которое приходится день за днем у этого времени отвоевывать, прилагая неустанные усилия.

Прежде чем взяться за решение новой задачи — а она станет предлогом для начала работы над третьим полотном большого размера, — необходимо завершить картины, привезенные из Онфлёра, а кроме того, вернуться к «Купанию», картине, привезенной Дюран-Рюэлем из Нью-Йорка в июле, чтобы переписать ее в точечной технике.

По возвращении в Париж: Сёра приступил к окончанию «Берега Ба-Бютен» и «Маяка и больницы», рассчитывая, что успеет послать их на выставку, которая должна была пройти в Нанте с 10 октября по 30 ноября и на которую он был допущен (сперва вопрос о кандидатуре Сёра был «отложен») вместе с Синьяком благодаря вмешательству Писсарро. В ближайшие месяцы он завершит онфлёрские полотна, попутно воспользовавшись последними погожими днями, чтобы начать в знакомом для него теперь месте небольшой пейзаж с видом берегов Сены — «Мост в Курбвуа» (В настоящее время находится в Институте Курто в Лондоне). И хотя покрытие точками каждого из участков полотна требовало длительных усилий, Сёра выкраивал время для многочисленных рисунков.

Очень часто вечером, наскоро поужинав, он шел порисовать в то или иное кафе-концерт: увеселительные заведения возникали одно за другим в Париже тех лет. Все сильнее манили его к себе «великолепие ночи», богатство и разнообразие тонов, создаваемых искусственным освещением, обрамленные ярким светом тени. Куда бы он ни заходил: в элегантный зал «Эдем-концерт», имеющий вид беседки для влюбленных, или в простой кабачок, тесный и сумрачный, как «Гэте-Рошешуар», где преобладали шиньоны и фуражки и где певцы и декламаторы обходили присутствующих, собирая с них дань, или в такое оригинальное «заведение», как «Японский диван», поражавший своим причудливым японским колоритом (кимоно официанток, шелковые панно на стенах, колокольчики на газовых фонарях, бамбуковая мебель, лакированные изделия), или в «Европейский концерт», или цирк Фернандо, задерживался ли перед ярмарочной палаткой, — делал он это всегда не из интереса к самому зрелищу или из обычного любопытства, а для того, чтобы зафиксировать результаты своих наблюдений, дозируя, противопоставляя друг другу и сочетая белые, черные, серые тона; и, лишь полностью исчерпав возможности анализа, он уходил, нередко поздней ночью, к себе в мастерскую, шагая своей размеренной походкой.

Однажды Жюль Кристоф сравнит его с Робеспьером: он «верил в то, что говорил (хотя говорил редко), а значит, и в то, что делал».

Эта всеобъемлющая, абсолютная вера, переполнявшая Сёра, делала его крайне чувствительным в контактах с внешним миром, в столкновениях незащищенного и чистого мира художника с миром повседневности. Люди, подобные Сёра, по наивности своей надеются, что их поступки встретят всеобщее одобрение, полагая, что все похожи друг на друга, то есть похожи на них самих, имеют одну и ту же шкалу ценностей, одинаково мыслят, одинаково оценивают явления, одинаково ведут себя. Между индивидами, умами, человеческими характерами, в этом они глубоко убеждены, существуют лишь различия в степени, градации от бледного к яркому, от посредственного к исключительному. И каким же тяжелым бывает для них разочарование, когда жизненный опыт открывает им противоречивость мира, смешение вкусов, устремлений, не согласующихся между собой проявлений воли; мира, в котором то, что для одного представляется непреложной истиной, для другого просто немыслимо или ничтожно либо является объектом насмешек; мира, где все беспорядочно соединяется и разъединяется, являя собой хаотическую игру желаний, соперничающих друг с другом сил, страстей, эгоизма. Таков этот мир и для Сёра.

Всякий раз, когда ему случалось читать статьи, в которых речь шла о нем и которые присылало ему специальное агентство, он приходил в раздражение оттого, что его так неправильно понимали. Сам он взвешивал каждое свое слово, поэтому любое неприятное высказывание в его адрес причиняло ему боль. Неоимпрессионизм, как никогда раньше, подвергается резким нападкам. В номере за ноябрь-декабрь журнала «Ревю эндепандант» Теодор де Визева обвиняет «нео» в «неискренности», признавая за ними лишь «внешние» качества «манерных виртуозов».

До Сёра постоянно доходили отзвуки такого враждебного отношения к новой живописи. Точка «шокирует» гравера Бракмона. Шоке, коллекционер картин Сезанна, «не выносит» дивизионизма.

Из-за «нео» отношения Писсарро с его старшими товарищами импрессионистами вконец расстроились. Моне «жалел» его за то, что он оказался втянутым в эту авантюру. Ренуар, который прозвал Писсарро за перемены в его творческой эволюции «Боттеном от импрессионизма», при встрече с ним насмешливо произносил: «Здравствуйте, Сёра!» (Со слов Табаранта). Но Писсарро не оставался в долгу: чего стоят последние творения Моне? Месиво белил, смешивающееся с зеленым веронезом и желтым, и абсолютно беспомощный рисунок». А последние картины Ренуара с их энгровской фактурой? Они отвратительны! Писсарро торжествует: эти ренуаровские опусы не нравятся и Дюран-Рюэлю, «ну совершенно!». Правда, пуантилистские полотна самого Писсарро торговец ценит не выше.

В кафе «Новые Афины», где раздается грубый голос Гогена, завсегдатаи, и среди них первый Дега, поносят Сёра и его друзей, этих «юнцов-химиков», как их презрительно именует Гоген. Летний инцидент с мастерской Синьяка не забыт. Однажды вечером, в конце ноября, когда Сёра сидел за столиком вместе с Писсарро, Синьяком и Дюбуа-Пилье, по этому поводу разгорелся спор, и Гоген, неожиданно вскочив с места, не подав никому руки, удалился прочь.

Неприятные эмоции, переживаемые Сёра из-за этих критических выступлений и конфликтов, до какой-то степени сглаживались радостными событиями. В последние дни октября Феликс Фенеон опубликовал брошюру «Импрессионисты в 1886 году», в ней были собраны его статьи, опубликованные им в «Вог» и восхваляющие неоимпрессионизм. Мимолетное, но решающее появление трудов Ф. Ф. на прилавках книжного магазина оказалось, впрочем, единственным, на которое он согласился пойти за всю свою жизнь, не считая его сотрудничества в «Малом Боттене по литературе и искусству», изданном анонимно в начале того же 1886 года. (Другими редакторами этого «Малого Боттена» были Поль Адан, Жан Мореас и Оскар Метенье. На страницах издания были помещены статьи о ряде художников, в частности о Сёра, Синьяке и Дюбуа-Пилье, к которым Ф. Ф. уже раньше привлекал внимание публики. Многочисленные статьи касались творчества академиков и были написаны в ироническом и безжалостном стиле:

«Аббема (Луиза). - Ее фамилия рифмуется с фамилией Хоббема. А с чем рифмуется ее талант?

Бонна. — Художник. С поразительной точностью портретирует рединготы. Рекомендуется в качестве рисовальщика рекламных проспектов для заведений, поставляющих парадные мужские костюмы.

Эдуар Детай. — Маленькие цинковые солдатики всех родов войск. Коробки по 50, 100 и 150 штук; неядовитые краски. В прошлом аджюдан 6-го стрелкового полка.

Жервекс. - Кое-что значил; но, будучи осторожным по натуре, вскоре раскаялся.

Эннер (Ж.-Ж.). - Рисует лишь персонажей без покровов и сквозь зеленоватую воду ванны. Не для того ли, чтобы поощрить своих современников к использованию гидротерапии?

Лоренс (Ж.-П.). - Реставрирует кирпичную кладку Меровингов и покрывает побелкой исторические мумии. Прокопченная-каторжным трудом кожа этого старого чернорабочего перестала воспринимать смену времен года: не этим ли объясняется тот факт, что персонажи его картины «Смерть святой Женевьевы», находящейся в Пантеоне, дети и девушки, бродят совершенно раздетые в январе 502 года?

Мейссонье. - Разбогател на каких-то сомнительных сделках: торгует маленькими полотнами, как торгуют несовершеннолетними девочками. Его девиз: «Рисуем на улице». Лупа, терпение человека, работающего с микроскопом, невыносимая скучища, зашоренный ум и гардероб из карнавальных костюмов; Руабе, Доминго и многие другие также позаимствовали этот инвентарь мастерских и весьма преуспели в изготовлении еще более дурных подражаний Мейссонье...»

В других статьях речь идет о Дега, Форене, Писсарро (творчеству Писсарро периода до «нео» дана такая оценка: «Импрессионистический огородник Специалист по капусте»), Родене... Абзац, посвященный Дега, заслуживает того, чтобы его процитировать целиком:

«Дега. - Ляжка, цветок, шиньон, .прыжки балерин во взлете пачек; нос пожарного, скакуны и жокеи, мчащиеся по зеленому фону; рука модистки в трепете перьев и лент; раскрашенные восковые фигуры, совсем живые. Безошибочная кинематика. Подмеченное плутовство искусственных источников света. Выразил современность».)

Чуть позже, в ноябре, Сёра удостоился лестного для него визита. Художника посетил молодой бельгийский поэт Верхарн, который с таким интересом изучал полотна на улице Лаффит. Секретарь «Группы двадцати» Октав Маус также побывал на улице Лаффит и задался вопросом об истинной природе дарования автора «Гранд-Жатт»: кто он — «мессия нового искусства» или «хладнокровный мистификатор»? «Безусловно, это личность, но какого свойства?» В статье, написанной им для «Ар модерн» — первой появившейся в Бельгии, где говорилось о Сёра, — Маус, поделившись своими сомнениями, в заключение высказался в пользу молодого художника:

«Мистификация? Нет, мы так не думаем. Несколько пейзажей, нарисованных с использованием одного и того же приема... выдают художественную натуру, обладающую необыкновенной способностью к разложению феноменов света, проникновению в их призму, передаче при помощи простых, но искусно сочетаемых средств их сложнейших и интенсивнейших эффектов. Мы воспринимаем мсье Жоржа Сёра как искреннего, вдумчивого, наблюдательного художника, который впоследствии будет оценен по достоинству». («Ар модерн», 27 июня 1886 г. Статья появилась без подписи.)

1 - 2 - 3


Воскресенье после полудня на острове Гранд-Жатт (Жорж Сёра, 1884-1886 г.)

В картине «Цирк» Сера использовал только три краски: желтую, красную и синюю. Все остальные оттенки он состирался получить из правильно подобранных точек этих цветов

1


 

Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Жорж Сёра. Сайт художника.